О четырех основных принципах учителя

Еще раз убедительно прошу вас: придерживайтесь четырех вещей.

Во-первых, учитель воздействует на своих учеников, как в большом, так и в малом. Воздействует всей одухотворенностью своей профессии, тем, как он произносит отдельное слово, развивает отдельное понятие, каждым отдельным ощущением. Подумайте о том, что учитель - это человек инициативы. Он не должен быть небрежным, всегда полностью отдается тому, что делает в школе. Это первое: пусть учитель будет человеком инициативы как в большом так и в малом.

Второй принцип, дорогие мои друзья, таков: мы как учителя должны интересоваться всем, что существует на свете и касается человека. Как учителя мы должны испытывать интерес ко всему светскому и ко всему человеческому. Попытки как-либо отгораживаться от того, что может интересовать человека, - если бы они имели место у учителя - в высшей степени досадны. Мы должны интересоваться и самыми большими, и самыми малыми обстоятельствами жизни человечества. Мы должны уметь интересоваться и большими, и самыми маленькими делами человечества. Мы должны уметь интересоваться и большими, и самыми маленькими делами отдельного ребенка. Это второе: учитель должен быть человеком, который интересуется всем мировым и человеческим бытием.

И третье: учитель должен быть человеком, который в душе никогда не идет на компромисс с неправдой. Учитель должен быть внутренне глубоко правдивым человеком, он никогда не должен идти на компромисс с неправдой. Иначе мы увидим, как неправедное по многим каналам, особенно через метод, входит в наше преподавание. Наше преподавание только тогда будет отображением правды, когда мы сами будем тщательно заботиться о том чтобы в себе самих стремиться к правдивому.

Четвертое легче сказать, чем сделать, но это является золотым правилом: учитель не должен засыхать и скисать. Ему необходим свежий душевный настрой. Не засыхать и не скисать! Это то, к чему учитель должен стремиться.
Штутгарт, 6 сентября, 1919 г.

Три главные добродетели

Если рассматривать отношение подрастающего человека к человеческому окружению в общем смысле слова, то на первый план выступают основные положения нравственного и социального воспитания. Прежде всего, вкратце рассмотрим эти проблемы. Речь идет о том, чтобы наилучшим образом соответствовать индивидуальности подрастающего человека. Но надо также учесть и то, что учитель-воспитатель сам происходит из социальной жизни определенной среды и, собственно, в себе самом несет подрастающему ребенку эту социальную жизнь и нравственные позиции своей среды. И при этом следует добиваться того, чтобы действия учителя в дидактическом отношении проникали в сокровенную сущность человека, какой она нами рассматривается. 

От того, каким образом в определенном возрасте дети знакомятся с разными вещами, действительно зависит чрезвычайно многое. Существуют три добродетели, которые должны быть рассмотрены, с одной стороны, в связи с развитием ребенка, а с другой - в связи со всей социальной жизнью человека. Это три основные добродетели. И эти три основные добродетели представляют собой то, что может жить в воле, во-первых, как благодарность, во-вторых, как любовь, в-третьих, как долг. В сущности, эти три добродетели являются прадобродетелями человека. Все другие в известной степени заключены в них. 

Сейчас человечество уделяет слишком мало внимания тому, что я хотел бы назвать благодарностью. Вместе с тем благодарность является той добродетелью, которая, если она проявляется во всей полноте в душе человека, представляет собой нечто, что должно расти вместе с ним, что должно влиться в него в то время, когда направленные внутрь силы роста являются наиболее живыми и наиболее пластичными. Благодарность представляет собой как раз нечто такое, что должно развиваться из того соотношения телесно-религиозного, о котором я говорил как о важнейшем для ребенка в период от рождения до смены зубов. Но в то же время эта благодарность есть и нечто такое, что в этот период жизни при правильном обращении с ребенком возникает само собой. 

Если то, что вливается в душу ребенка при подражании, исходит из него в виде истинного благоговения, истинной любви к тому, что живет в его окружении, в родителях или других воспитателях, то все, что при этом изливается из души ребенка, будет действительно проникнуто благодарностью. Я хочу сказать: мы должны вести себя только так, чтобы быть достойными благодарности, тогда от детей эта благодарность устремится также и к нам - именно в первый период жизни. 

Было бы ошибкой уговаривать ребенка: «Ты должен быть благодарен окружающим за то, что они делают для тебя». Напротив, в весь уклад жизни надо привносить как нечто само собой разумеющееся чувство благодарности, давая ребенку возможность видеть, как взрослые бывают благодарны за то, что им что-то дарят или что-то для них делают, и как они это выражают. Таким образом, мы приучаем ребенка к подражанию чувству благодарности, которое господствует среди его близких. Если ребенок сам, а не благодаря увещеваниям усваивает привычку достаточно часто говорить «спасибо» не по приказу, а из подражания, то это чрезвычайно благоприятно влияет на все развитие человека. Потому что именно из чувства благодарности, которому слишком мало уделяют внимания и которое закладывается в ребенке в первый период жизни, развивается всеохватывающее и универсальное чувство благодарности по отношению ко всему миру. А ведь это так важно, чтобы человек усвоил чувство благодарности по отношению ко всему миру. Его не надо постоянно осознавать, но неосознанно, на уровне ощущения в человеке может жить чувство благодарности, когда после утомительного пути он выходит на прекрасную поляну со множеством цветов. Бессознательно, в виде ощущения в человеке может возникать чувство благодарности за все, что он видит в природе. Оно может возникать по отношению ко всем явлениям природы. И если мы правильно ведем себя по отношению к ребенку, то в нем постепенно развивается чувство благодарности ко всему, что ему дают люди, что они для него делают, что ему говорят, как ему улыбаются, как обращаются с ним и т. д. 

Это универсальное чувство благодарности является основанием для истинной религиозности человека. Далеко не всем известно, что именно это универсальное чувство благодарности, когда он полностью охватывает всего человека, является тем - а для этого оно должно охватывать его уже в первый период жизни,- что впоследствии рождает нечто совсем другое. Человеческая жизнь устроена так, что любовь проникает во все, если только жизнью создаются обстоятельства, позволяющие ее развивать. Возможность интенсивного развития любви, вплоть до любви физической, возникает только во второй период жизни - между сменой зубов и наступлением половой зрелости. Именно этот нежный цветок любви, который укореняется глубоко в душе ребенка, еще не выказывая вовне своего действия, тесно связан с развитием чувства благодарности. А любовь, которая в первый период жизни ребенка возникает из чувства благодарности,- это любовь к Богу. Надо ясно понимать, что так же, как необходимо сажать в почву корни растения, чтобы потом появился цветок, необходимо прививать ребенку чувство благодарности, потому что оно есть корень любви к Богу. Потому что любовь к Богу, так же как цветок, будет развиваться из корней универсального чувства благодарности. 

К таким вещам надо относиться с большим вниманием так как на уровне абстракции известно, что должно присутствовать в жизни, но конкретно люди этого не представляют. Абстрактно можно требовать, чтобы люди несли в себе любовь к Богу. Это абсолютно верно. Но абстрактные требования имеют одно особое свойство: они в своей абстрактности не претворяются в жизнь. 

Можно сколько угодно говорить, обращаясь к печи: «Видишь ты печь, мы тебя поставили, чтобы обогревать комнату; твой категорический императив, истинный категорический императив печи, заключается в том, чтобы обогревать комнату». В комнате от этого теплее не будет! Но я могу опустить эту речь и растопить печь дровами - и тогда, даже если я и не укажу ей на ее «категорический печной императив», в комнате станет тепло. 

Точно так же будет, если мы в нужном возрасте познакомим ребенка со всем необходимым. 

Таким образом, если мы в первый период жизни научим ребенка благодарности, то позднее, когда мы будем решать другие задачи, то из благодарности к миру, к космосу, в конце концов из того чувства благодарности, которое, собственно, должно было бы воодушевлять всех людей, из чувства благодарности за то, что ты вообще есть на свете,- из этого чувства благодарности впоследствии как раз и разовьется самое глубокое, самое теплое благочестие; не на устах, не в мыслях, а наполняющее всего человека, честное, искреннее и истинное благочестие. 

Но благодарность должна расти. А душевно-духовное может расти так интенсивно, как это должно происходить с благодарностью, только в том случае, если эта благодарность развивается из тонких побуждений ребенка в период между рождением и сменой зубов. Тогда эта благодарность - корень любви к Богу. Она закладывает основы любви к Богу. 

И когда ребенок приходит к нам в школу, мы как учителя и воспитатели должны быть очень серьезно нацелены на то, чтобы узнать, как проходила его жизнь до наступления школьного возраста. Тут желателен самый тесный контакт с родительским домом, с тем, что предшествовало школе. Нужно постоянно добиваться этого контакта. Учитель и воспитатель должны иметь четкое представление о том, как повлияли на ребенка определенные социальные условия, жизнь в той или иной среде. И тогда, если мы будем хорошо это знать, всегда будет возможность исправить кое-что тем или иным способом за время учебы в школе. Но сначала надо правильным методом хорошенько узнать все вышеназванное. Для этого необходим контакт с родительским домом. Надо самым добросовестным образом выяснить, что мог тот или иной ребенок, подражая, впитать в себя от своей матери. Это чрезвычайно важно учитывать, когда ребенок начинает учиться в школе. Эти обстоятельства в той же степени относятся к педагогике и дидактике, как и то, что учитель делает в классе. Эти вещи нельзя исключить из настоящей педагогики и дидактики. 

Итак, в период между сменой зубов и наступлением половой зрелости между учителем, с одной стороны, и ребенком - с другой, должны установиться отношения, основанные на само собой разумеющемся авторитете. На почве этого авторитета вырастает вторая добродетель человека - любовь. Потому что именно в это время, в период между сменой зубов и наступлением половой зрелости, человеческий организм, как таковой, склонен развиваться в направлении любви. Однако в наш современный век именно такую добродетель, как любовь, надо видеть в правильном свете. 

Дело в том, что материализм постепенно привел к тому, что представление о любви стало практически односторонним. И поскольку этот материализм, как правило, хочет видеть половую любовь, то все другие проявления любви он сводит к скрытой половой любви. И даже тут мы снова имеем то, что я обозначил как «дилетантизм в квадрате»,- не у всех, многие это отвергают, но у многих психоаналитиков мы видим сведение многих проявлений любви к сексуальному элементу, хотя эти проявления ничего общего с сексуальным не имеют. 

В противоположность этому учитель и воспитатель должны усвоить представление об универсальности любви. Потому что в период между сменой зубов и наступлением половой зрелости развивается не только половая любовь, но и вообще умение любить, любовь ко всему. Половая любовь есть только часть любви, которая формируется в этом возрасте. Наблюдая этот возраст, можно видеть, как формируется любовь к природе, как формируется любовь к человеку вообще, и надо глубоко проникнуться убеждением, что половая любовь представляет собой лишь особую главу во всеобъемлющей книге жизни, в которой говорится о любви. Если понять это, то можно и для половой любви найти правильное место в жизни. В настоящее время для многих теоретиков именно половая любовь стала, в сущности, тем молохом, который постепенно поглотил все ростки любви. 

Любовь развивается в душе не таким способом, как благодарность. Благодарность должна расти вместе с человеком, поэтому она должна закладываться в него в том возрасте, когда силы роста наиболее интенсивны. Любовь же должна пробуждаться. В развитии любви действительно есть что-то напоминающее процесс пробуждения. В период своего развития любовь должна находиться в душевной области. Постепенное развитие в человеке любви представляет собой медленное, постепенное пробуждение, пока наконец не наступает последняя стадия этого процесса. Понаблюдайте за обычным ежедневным пробуждением: сперва возникают неопределенные, спутанные представления, проявляются какие-то ощущения... медленно приоткрываются глаза... снаружи что-то приходит на помощь - и наконец наступает момент пробуждения в физическом смысле. 

У ребенка этот процесс продолжается приблизительно 7 лет, когда мы проводим с ним занятия. Возникнет любовь именно по отношению к данному занятию. И теперь все должно быть погружено в эту любовь. Тогда любовь будет нести в себе нечто необычайно душевное, необычайно нежное. Если сравнивать ее с процессом обычного пробуждения, то, в сущности, ребенок еще погружен в глубокий сон, в детские сновидения. Чаще всего в центре этих сновидений находится учитель. Это облегчает прорыв в бодрственную жизнь. И сверх того, в период между 9-м и lO-м годами и потом в особенности около 12-го года, в ребенке просыпается любовь к природе. Именно тогда мы видим ее по-настоящему проявившейся. 

До этого по отношению к природе существует нечто совсем иное - любовь ко всему чудесным образом ожившему в природе, что должно быть образно представлено ребенку. Потом просыпается любовь к природным реалиям. И тут перед нами встает особенно сложная задача: во все то, что падает на этот период жизни,- в причинность, в рассмотрение неживого мира, исторических взаимосвязей, в первоначальные основы физики и химии - во все это мы, учителя,- должны внести грацию. Я не шучу, я говорю это с полной серьезностью. Для обучения и воспитания совершенно необходимо, чтобы мы, например, в геометрию, в занятия по физике внесли грацию, настоящую грацию; преподавание должно стать «грациозным», прежде всего оно не должно быть скучным. Как раз присутствием скуки сильно страдает преподавание названных предметов детям в возрасте между 11 1/2 или 11 3/4 и 14 и 15 годами. Все то, что должно быть сказано о преломлении света, об отражении света, о вычислении площади шарового сегмента и т. д., преподносится не с грацией, а с кислой миной на лице. 

Как раз для этого периода жизни необходимо учитывать следующее: учитель должен привнести в школу душевное дыхание - это совершенно удивительным образом передается детям. 

Дыхание состоит из вдоха и выдоха. Видите ли, в большинстве случаев на уроках физики и геометрии учителя производят только душевный выдох. Они не вдыхают, а выдох создает кислую атмосферу; под душевным выдохом я имею в виду сплошное сухое описание, господство необыкновенной серьезности. Серьезность может присутствовать на уроке, но не в такой степени. А душевный вдох заключается в юморе, для которого всегда найдется повод в классе или любом другом месте, где учитель проводит время со своими учениками. Единственным препятствием для использования юмора может быть только сам учитель. 

Дети, конечно, не могут быть препятствием для этого, если все то, чему надо учить, правильно излагается для детей данного возраста. Единственным настоящим препятствием может быть только учитель. Если ему удастся не пережевывать содержание своего урока, он сможет постепенно достичь того, что отраженный свет начнет при известных обстоятельствах отпускать шутки, а шаровой сегмент - улыбаться при расчете площадей своих поверхностей. 

Разумеется, это не должны быть за уши притянутые шутки. Материал должен окунаться в юмор, смешное должно извлекаться из самой сути вещей. Вот в чем все дело. Повод для юмора надо искать в самом материале. И, прежде всего надо понимать, что искать его вовсе не обязательно. Самое большее, что необходимо хорошо подготовленному учителю, - это вносить порядок в то, что ему во время урока приходит в голову. Если хорошо подготовиться, в голову может прийти все, что угодно. Но возможен противоположный случай: если учитель подготовлен недостаточно хорошо, то ему в голову ничего не придет, потому что тут уж не остается ничего другого, как пережевывать материал урока. Это останавливает выдох и не впускает в класс свежий, полный юмора душевный воздух. Итак, именно на данной ступени преподавания присутствие юмора является крайне необходимым. 

Если занятия проходят именно так, то пробуждение происходит таким образом, что душа человека и его дух в конце концов Приходят в правильное положение в тот момент, когда действительно идет последний акт пробуждения и наступает половая зрелость. Тогда то, что развивалось в душе сначала в очень нежной форме, а затем все более активно, в конце концов, по- настоящему может охватить все тело. 

Вы, вероятно, скажете: «Да, но как надо подготовиться самому учителю, чтобы действовать таким образом?» Тут надо учитывать кое-что, что я обозначил бы как социальный момент в педагогическом образовании и на что слишком мало обращают внимания. 

В педагогическом образовании заключено еще слишком много такого, что в известную эпоху - не в древние времена, а в известную эпоху - было соединено с учительством. Учителя в человеческом обществе в целом уважаемы и почитаемы далеко не в той степени, в какой это необходимо. И только в том случае, если общество будет оказывать учителям настоящее уважение, если оно действительно будет видеть в учителе - и не только тогда, когда произносятся политические речи, а действительно искренне - человека, который постоянно должен укладывать новые кирпичи в здание цивилизации,- только при таком отношении будет развиваться необходимая для учителя поддержка. И такие взгляды, или, лучше сказать, такое восприятие при внесет в педагогическое образование, прежде всего всеобъемлющее понимание жизни. Потому что учителю необходим широкий взгляд на жизнь. Он должен быть включен в жизнь в полной мере. Ему нужно не просто нечто профессионально подготовленное и поставляемое ему в виде педагогики и дидактики, как это имеет место сейчас, ему нужно быть не просто приготовленным для преподавания того или иного предмета, а, прежде всего, иметь нечто такое, что в нем самом постоянно обновляется. Ему нужно душевное понимание жизни. Ему нужно гораздо больше того, о чем он может поведать детям. Это как раз то, что должно быть включено в педагогическую подготовку. И педагогический вопрос должен в строгом смысле слова рассматриваться как социальный вопрос. Ведь он охватывает как обучение детей в школе, так и подготовку учителей. 

Видите ли, то, о чем здесь говорится как о педагогике и дидактике, рассчитанных на настоящий момент развития человечества, ни в коем случае не должно производить впечатление бунтарского и крайне мятежного. Было бы глубоким заблуждением, если бы кто-то стал так думать. Здесь речь идет исключительно о том, что можно ввести уже сейчас, не при бегая ни к каким крайним мерам и имея в виду только самих себя. Только об этом может идти речь. Но все- таки хотелось бы сказать: именно социальный подход к педагогическим вопросам на многое указывает в жизни. Теперь я хотел бы упомянуть еще кое о чем, что в настоящее время сделать пока невозможно,- поэтому не рассматривайте, пожалуйста, то, что я сейчас хочу сказать, как радикализм. 

Видите ли, в современном мире докторами становятся люди, которые, по существу, не были опробованы на своем поприще. Люди часто становятся докторами, не пройдя еще никакого испытания в области химии, географии или геологии. Ведь возможность обладать соответствующими навыками появляется впервые только тогда, когда люди проходят испытание, заключающееся в том, что это свое умение они могут передать другому в процессе воспитания и обучения. И лишь в тот момент, когда подтверждается умение, обучая и воспитывая, передать другим то, что усвоено для себя,- лишь в этот момент следует присваивать квалификацию доктора. 

Видите ли, в народных инстинктах заключено нечто очень мудрое. Народный инстинкт называет доктором только того, кто умеет лечить, того, кто постоянно выдерживает испытания на умение лечить, того, у кого очень много живой работы, а не того, кто только знает медицину. 

Здесь из одного понятия образовались два, а именно: воспитание и лечение. Воспитание в древности понимали и как лечение. Процесс воспитания считался одновременно и процессом оздоровления человека. 

Раньше думали, что человек несет в себе слишком многое из унаследованного в чисто физическом плане, поэтому воспитание одновременно было и лечением. Если выражаться в тех же терминах, которые использовали в древности, можно сказать: исцеление есть исцеление первородного греха. 

Таким образом, процессы исцеления, совершаемые врачом, за немногими отличиями, в сущности, таковы же, как то, что совершает учитель. Учитель в широком смысле слова такой же целитель, как и врач. И понимание этого могло бы придать статусу педагога тот социальный вес, который может дать высокое звание - а звания все же имеют-таки значение в социальной жизни. Могло бы, если бы в сознании укоренилось следующее: только тот, кто прошел испытание, кто может применить в жизни то, чем обладает как знанием, может стать доктором, только ему присваивается это звание. Потому что иначе звание - просто этикетка. 

Я не хотел бы агитаторски требовать, чтобы подобные перемены произошли сейчас. Я не стал бы говорить об этом ни в каком другом случае, кроме как рассуждая на педагогические темы. Я умею точно различать, какие требования могут быть выполнены сейчас, а какие сегодня выглядят так, как будто ты хочешь ломиться в закрытые двери — не в открытые, а именно в закрытые двери – не в открытые, а именно в закрытые. Тот, кто действительно хочет чего-то достичь в жизни, не ставит перед собой абстрактных, далеких целей, из-за которых он либо свернет себе шею, либо расшибет лоб, он стремится всегда быть в согласии с жизнью. Тогда можно для иллюстраций того, что возможно в настоящем, использовать и то, что должно появиться в далеком будущем. Потому что требование, которое я высказал сейчас, Может быть требованием только далекого будущего. Но мы можем чувствовать высоту того статуса, который в социальной жизни должны иметь учителя. И очень важно, чтобы мы соответствовали этому статусу. Если учитель является подлинным целителем, то внутри само собой разумеющегося авторитета, который должен царить в школе, будет постепенно, по-настоящему пробуждаясь, проявляться любовь. Некоторые вещи часто начинаются совсем не там, где полагают. 

И точно так же, как любовь к Богу имеет свои корни в благодарности, так и настоящие моральные импульсы имеют свое начало в любви. Потому что все другое не является основой истинной нравственной добродетели. Истинная нравственная добродетель основывается только на любви к человеку. Благодаря этой любви все происходит не так, как сейчас, когда мы проходим мимо и совсем не знаем друг друга, потому что больше не способны замечать индивидуальные качества своего ближнего. Эта всеобъемлющая любовь к человеку, которая приводит к его пониманию, так же пробуждается в период между сменой зубов и наступлением половой зрелости, как и чувство благодарности, появляется и растет в период между рождением и сменой зубов. Мы в школе должны делать все возможное, чтобы заставить пробудиться эту всеобъемлющую любовь к человеку. 

Что же происходит в окружении ребенка в первый период его жизни до смены зубов? Люди чем-то занимаются в окружении ребенка. Но то, что ребенок воспринимает из этой деятельности, не есть поступки. Он еще не обладает способностью воспринимать поступки людей. Все, что ребенок воспринимает из своего окружения,— это жесты, которые для него полны смысла, в первый период жизни мы в действительности имеем дело с пониманием осмысленных жестов. Этим осмысленным жестам ребенок подражает. И из восприятия осмысленных жестов развивается чувство благодарности, а потом из чувства благодарности — воля к благодарности. 

Ребенок в возрасте от смены зубов до наступления половой зрелости, особенно в первые годы этого периода, тоже еще не воспринимает поступки, совершаемые в его окружении, но все, что он воспринимает, все те действия, поступки, которые совершают люди вокруг него,— все это для второго периода жизни ребенка, от смены зубов до половой зрелости, представляет собой уже не просто сумму осмысленных движений, а полный значения язык. А то, что говорит взрослый, не является самым важным для ребенка. 

Напишет ли учитель цифру или слово «семь», оформит художественно или небрежно — это огромная разница. В этом проявляется действие того, что вообще имеет существенное значение в жизни человека. 

Все, что действует при этом, имеет значение для человека. Написать слово «лист» так или написать по-другому — все это полный значения язык. 

Таким же языком является для ребенка то, как входит учитель в класс: степенно и с достоинством или же как пижон. Таким же выразительным языком является поведение учителя на уроке: всегда ли он собран настолько, что ребенок обращает на это внимание; всегда ли он берет нужный предмет, или часто случается так, что если он зимой выходит на улицу, то вместо шарфа повязывает себе на шею тряпку, которой вытирал доску. Но эти вещи воздействуют не как поступки, они воздействуют через значение. Они воздействуют как отрицательным, некрасивым, так и благоприятным образом через свое значение. Надо только ясно представлять себе, что во всем этом существенны не сами поступки, а их значения. 

Тогда могут оказаться хорошими и такие действия, которые сами по себе кажутся смешными. В возрасте с 13 до 18 лет у меня был, например, один учитель, которого я считаю своим самым лучшим учителем. Он никогда не начинал урока, предварительно тихонько не высморкавшись. Если бы он однажды не сделал этого, мы бы почувствовали, что нам чего-то ужасно не хватает. Я не говорю, что учителю надо что-нибудь подобное выдумывать для себя и делать это, просто речь идет о вещах, о которых неизвестно, нужно ли человеку отвыкать от них, если они подсознательно в нем укоренились. Это нечто совсем другое. 

Итак, все, что делает учитель перед учениками, представляет собою полный значения язык, на котором он разговаривает с ребенком. То, что он говорит словами, есть только часть того, с чем он подлинно обращается к ребенку. Во всяком случае, тут в игру включается огромное количество неосознанных вещей, лежащих глубоко на уровне ощущений человека. 

Так, например, ребенок имеет необычайно тонкое ощущение, которое он не доводит до сознания с помощью рассудочных понятий, по отношению к тому, кокетничает ли учитель во время урока с кем-либо из учеников или держится совершенно естественно. Для ребенка это очень много значит во время занятий. 

Для ребенка огромная разница заключается в том, подготовлен ли учитель настолько хорошо, что может обойтись без книги или тетради, Потому что, если учитель стоит перед учениками с книгой или тетрадью, бессознательное в ребенке сразу говорит: «Для чего я должен это знать, если он сам этого не знает! Ведь и без этого можно быть нормальным человеком! Учитель уже сформировавшийся человек, а мы должны напрягаться, чтобы знать то что он сам, оказывается не знает!» Подобное нельзя исправить, если оно уже укоренилось в бессознательном. И именно названное обстоятельство является причиной того, что нам удастся установить с детьми хорошие, непринужденные отношения в этом возрасте только в том случае, если мы — тут уж следует высказаться педантично, если мы подготовимся соответствующим образом, то есть так хорошо, что будем себя чувствовать совершенно свободно в отношении содержания урока, так, чтобы все шло как по маслу. 

Тогда учитель может уверенно чувствовать себя и ведет себя уверенно. И только тогда он в состоянии создать такую обстановку, при которой у детей не появляется желания вести себя дерзко. Потому что, собственно, самое ужасное — это если у 10-, 11-, 12-летних детей уже проявляется тенденция дерзко вести себя по отношению к кому-либо. Поэтому в то, что говорит педагог, ни в коем случае нельзя, даже когда он шутит, привносить что-то такое, что может вызвать дерзость. Например, если ученику, который недостаточно старается и не может с чем-то справиться, учитель скажет: «Осел стоит перед горой», мальчик ответит: «Господин учитель, я не гора!» Этого, естественно, нельзя допускать. И наоборот, именно благодаря всей той подготовке, о которой я говорил, должно возникнуть отношение к учителю как к естественному авторитету. Только в том случае, если уважительное отношение учеников будет естественным, станут невозможными такие ответы. Хотя они могут быть и более мягкими; я привел этот лишь как иллюстрацию. Такие ответы портят не только надерзившего, они, естественно, разлагают весь класс. 

Только тогда, когда совершится переход от второй эпохи к третьей, для юного господина и юной дамы наступит такое время, когда они получат возможность видеть поступки. 

До этого они видели полные смысла жесты, потом воспринимали полный значения язык; но только теперь у них появляется возможность в действиях окружающих увидеть поступки. 

Я говорил, что из осмысленных жестов развивается вместе с благодарностью любовь к Богу. Из восприятия выразительного языка — всеобъемлющая любовь к человеку как основа этики. Если ребенок приходит надлежащим образом к тому, чтобы видеть поступки, в нем развивается то, что можно назвать любовью к труду. 

В то время как благодарность должна расти, а любовь пробуждаться, способность видеть поступки должна возникать вполне осознанно. Мы должны подвести молодого человека к тому, чтобы он теперь, после наступления половой зрелости, развивался вполне осознанно, чтобы он в определенном смысле пришел сам к себе; тогда в нем разовьется любовь к труду. 

И она должна развиваться как нечто свободно исходящее из самого человека на основе всего остального: любовь к труду, любовь работе, любовь к тому, что ты сам делаешь. В тот момент, когда просыпается понимание поступков другого человека, как отражение этого должна вырабатываться направленность на любовь к труду, к работе, к деятельности. Тогда после некоторой промежуточной эпохи детская игра преобразуется в человеческое понимание работы. Именно к этому мы должны стремиться, поскольку к этому же мы должны стремиться в социальной жизни. 

Что же требуется от учителя в данном случае? От учителя требуется нечто, по существу являющееся самым тяжело достижимым из того, что он может развить в человеке. Потому что самое лучшее, что можно дать ребенку на протяжении первого и второго периодов жизни,— это то, что по достижении половой зрелости просыпается в нем само по себе. Учитель сам поражается пробуждающимся в ученике качествам, потому что это идет как бы от индивидуальности, из самого человека. Мы имеем перед собой различные индивидуальности и не имеем права чувствовать себя полными хозяевами в классе, не имеем права на мысль, что все, кого мы воспитываем и кому преподаем, должны стать такими же, как мы. Такое чувство не должно возникать никогда. 

Почему? Ну, например, если посчастливится, то в классе, наряду с очень глупыми, окажутся три или четыре ребенка, склонных к гениальности. И вы, конечно, согласитесь со мной, что учителям нельзя делать только гениев и что нередки случаи, когда сам учитель не обладает гениальностью, которой когда-то, возможно, будут обладать его ученики и воспитанники. Но учитель должен правильно воспитывать не только тех, кто потом станет таким же, как и он, но и тех, кто значительно перерастет его в соответствии со своими способностями. Это станет возможно только в том случае, если мы совершенно отучимся от желания сделать учеников тем же, чем являемся сами. И если решиться на то, чтобы вести себя в школе максимально самоотверженно, но по возможности отрешиться от своих человеческих симпатий и антипатий, от своих собственны личных особенностей и полностью отдаться тому, что нам говорят ученики — говорят, разумеется, неосознанно,— то тогда станет возможным правильно воспитывать гениев в том же смысле в каком правильно воспитывают и глупых. Но только благодаря этому у учителя возникает соответствующее сознание. И он действительно обладает им, если говорит себе: «Любое воспитание в сущности представляет собой самовоспитание человека». 

По существу, на любой ступени нет никакого другого воспитания, кроме самовоспитания. Пониманием этого мы обязаны прежде всего антропософии. Любое воспитание — это самовоспитание, и мы как учителя и воспитатели представляем собой только окружение для самостоятельно воспитывающих себя детей. Мы должны создавать благоприятную среду, чтобы ребенок, глядя на нас так воспитывал себя, как он должен воспитываться своей собственной внутренней судьбой. 

Эта правильная позиция воспитателя и учителя по отношению к ребенку может быть достигнута не чем иным, как все большим и большим развитием того сознания, каким он располагает. Для людей вообще могут существовать разные молитвы; для учителя кроме общечеловеческих, есть еще и такая: «Господи, сделай так, чтобы я мог совсем уничтожить мои личные амбиции». И еще: «Христос, сделай так, чтобы в отношении меня было справедливо изречение апостола Павла: «Не Я, а Христос во мне». Как уже сказано, для других людей пусть будут самые разные молитвы. Для учителя же существует эта молитва к Богу вообще и к Иисусу Христу в особенности, чтобы в нем мог царить истинный Святой дух правильного воспитания и правильного обучения. Потому что для учителя это и есть истинное триединство. 

Если кому-то удастся так мыслить, находясь рядом с ребенком, то результат подобного воспитания одновременно будет и социальным деянием. 

Откуда в современной жизни люди ждут улучшений в социальной области? Они ожидают их от внешнего устройства. Посмотрите на ужасный эксперимент в Советской России. Считается, что все счастье человека зависит от достижений внешнего устройства. Полагают, что социальное развитие зависит от учреждений, которые для него будут созданы. Но учреждения - это как раз самое несущественное в социальном развитии. Потому что вы можете создать какие угодно учреждения - монархические или республиканские, демократические или социалистические, но всегда все будет зависеть от людей, которые живут и работают в этих учреждениях. Для человека, социально действующего, главными являются две вещи: с любовью отдаваться своей работе и с полным пониманием подходить к поступкам других. 

Подумайте о том, что вытекает из этих двух положений с любовью отдаваться своей работе и с полным пониманием подходить к поступкам других. Именно из них следует, что люди могут сотрудничать в социальном плане. Никаким внешним способом этого не создать - вы должны извлечь это из глубин человеческой природы. Потому что можно создать внешние структуры и от одного человека потребовать выполнения такой работы, которой он не сможет отдаться всей душой, а другому в свою очередь поручить делать то, что не будет вс