В комментариях к естественно-научным трудам Гете, а также в своей книге "Очерк теории познания Гетевского мировоззрения" Штайнер обратил внимание на то, что Гете в своем методе интуитивно следовал природе наблюдаемых объектов. Рассмотрение и описание органической и неорганической природы — мира неживого и живого — требуют принципиально разных научных подходов, разных стилей и форм мышления. Науки о культуре (история, филология, литература и т. д.) и о человеке (антропология и психология) требуют самостоятельного методологического фундамента. Нельзя переносить методы, разработанные и справедливые для одной области явлений, на все явления. Штайнер дает первый набросок от системы наук, выделяя для каждой из них свой системообразующий элемент. Всю систему наук он подразделяет на науки о природе (естествознание) и науки о духе (гуманитарные науки). Науки о природе подразделяются на изучающие соответственно неорганическую и органическую природу.
В неорганической природе факты и их взаимосвязи подчинены внешним закономерностям, один чувственно воспринимаемый фактор действует на другой. В живой, органической природе, напротив, внешние, видимые проявления указывают на нечто невидимое, на жизнь, созидающую в живом организме, гештальте, форму, обладающую внутренними взаимосвязями. Для живой органической природы поэтому основным понятием является понятие первоорганизма, или типа. Последний является в природе в своих многообразных конкретных проявлениях (идея растительного и животного типов, идея метаморфозы).
Органика — высшая форма наук о живом. Все, что находится выше органического, есть, по Штайнеру, науки о духе. Последние требуют совершенно другого способа действий человеческого духа по отношению к объекту, чем науки о природе.
Сформулированные в книгах о Гете подходы к познанию человека приводят Штайнера к фундаментальному положению о творческой свободе как основной антропологической характеристике человеческого бытия и связанной с этой характеристикой категорией личности.
К существу природы относится то, что закон и действие не совпадают, одно подчиняется другому. Напротив, существо свободы состоит в том, что оба эти элемента совпадают. То, что в сфере естественных наук является лишь незначительным переходным пунктом — особенное, является в первую очередь интересным в науках о духе. То, что ищут методами естественных наук как общее, только в той степени привлекается к рассмотрению в науках о духе, в какой оно помогает найти разъяснения для особенного. Дух понимается Штайнером как внутреннее, деятельное начало в человеке. Из всего вышесказанного следует, что к истинной психологии можно прийти только тогда, когда рассмотрят свойства духа как деятельного начала.
Каждый человек осознает, что его мышление, чувство и воля исходят из его "Я". Любая деятельность личности связана с этим центром нашего существа. Если мы в каком-либо действии (или поступке) отвлечемся от связи этого действия с личностью, то действие вообще перестает быть душевным явлением. Оно подпадает тогда под категорию либо органической, либо неорганической природы. Если два шара лежат на столе и я сталкиваю один с другим, то — если отвлечься от моего намерения и моей воли — все эти действия сводятся к физическим и физиологическим процессам. Самое важное во всех проявлениях духа — мышлении, чувстве, воле — это познать их в их существе, в качестве выражений личности. На этом, по Штайнеру, покоится психология. Этот персоналистический взгляд на человека является основным для всех дальнейших этапов развития антропологических взглядов Штайнера.
В "Философии свободы" Штайнер рассматривает важную для образования проблематику свободы и этики. Естественно-научная картина человека не оставляет место свободе: человек оказывается целиком и полностью включенным в закономерности природы. Однако феномен познания никак нельзя понять как явление, рядоположенное другим явлениям природы, происходящим автоматически. Познание, мышление человек осуществляет не автоматически, а активно и сознательно или, во всяком случае, участвует в их произведении. Без его участия этих явлений не было бы в мире. На этом покоится все культурное развитие, как отличное от только природного. Но идее свободы противостоит и традиционная этика долга, согласно которой человек призван следовать общезначимым правилам морали. Штайнер пытается соединить три традиционно разделенных принципа рассмотрения человека. И. Кант дал в своих трех "Критиках..." анализ трех родов мышления, тщательно разделив "чистый", "практический" и "эстетический" разум. Все последующее развитие философии исходило из этого деления, так или иначе соотносясь с ним. Этическая свобода относилась Кантом прежде всего к практическому разуму, акты же творческий и познавательный — предмет двух других "Критик..." — рассматривались как этически нейтральные.
Штайнер же, напротив, показывает, что эти "три разума" неразрывно связаны в едином человеке. Общепринятая этика предписывает личности руководствоваться в своих поступках абстрактными нормами, общими для всех правилами и, таким образом, исключает человеческую индивидуальность из сферы этического. Штайнер же пытается показать, что в основе каждого поступка лежит индивидуальное понимание, т. е. познавательный акт. Последний является одновременно творческим актом, так что Штайнер употребляет к сфере этики такие категории, как моральная интуиция, фантазия, техника, — термины, заимствованные из области художественного творчества. Таким образом, в поступке объединяются все три вида разума. Он становится индивидуальным свободным актом, моим поступком, что тождественно понятию ответственного поступка. Эту индивидуализацию Штайнер противопоставляет общезначимости поступка по образцу или шаблону, неиндивидуальному, безликому действию.
Подобная оппозиция основана на том, что в каждом конкретном случае мы всегда имеем дело с конкретными людьми, с их уровнем образования, личной предысторией, предрассудками и т. д. Если, например, один человек понимает проблему другого и на основе этого понимания совершает поступок или осуществляет деятельность, то он в состоянии помочь другому более совершенным образом, а поступок или деятельность осуществляются свободно, исходя из осознания необходимости этих действий. Если же следовать "общему правилу долга" как обязательству, то поступок несвободен, так как мотивы его — абстрактные правила — находятся вне совершающего поступок человека и вне ситуации, послужившей мотивом поступка. Таким образом, общее развитие человека, его образование и воспитание, определяющие меру понимания, приобретают этически-моральную значимость.
Эта идея свободы далека от двух крайностей — традиционного понимания свободы как только свободы выбора и понимания, возникшего в контексте немецкого идеализма, опирающегося на И. Г. Фихте: свободы как абсолютного полагания, творения "из ничего". Такой подход возродится в русской философии у Н. Бердяева, который придаст принципу свободы как акту творения "из ничего" онтологический статус. У Штайнера творческий акт свободы происходит и реализуется не в пустоте, а в мире, среди других людей. Более того, именно через это он и приобретает свой высший смысл.